Тогда она снова нагнулась, достала громоздкий венок и отдала его обратно смотрителю.
— Унесите его. Он мне не нужен.
Лотта смотрела на траву. Мальчики испуганно замерли.
— Мне не нравится это место, — сказала Пернилле. — Должно быть что-то получше…
Мужчина в зеленом костюме с венком в руках выглядел смущенным.
— Но вы сами выбрали его.
— Я не хочу хоронить ее здесь. Найдите другой участок.
— Пернилле, — произнесла Лотта, — это хорошее место. Мы все согласились. Тут красиво.
Возвысив голос, Пернилле Бирк-Ларсен повторила:
— Я не хочу этот венок. Я не хочу этот участок.
— Я ничем не могу помочь, — сказал смотритель. — Если вы хотите поискать другое место, обратитесь в администрацию кладбища.
— Сами обращайтесь в администрацию! Я платила вам, а не кому-то еще.
Она отвернулась и уставилась на пруд. Гнилая древесина. Водоросли. И человек в красном, шагающий по дорожке.
Вагну Скербеку хватило одного взгляда на Пернилле, после чего он сразу направился к Лотте.
— От него были известия? — спросил он.
— Нет. Где он?
Он искоса глянул на женщину у пруда.
— Прислали венок без карточки, — шепнула Лотта. — Вот она себе и напридумывала. Не знаю…
Скербек взял венок, подошел к краю воды.
— Пернилле, это от нас. Мы с Руди собрали в гараже деньги. Прости, мы не знали, что написать, поэтому отослали без карточки.
Она безучастно смотрела на него.
Он протянул ей лавровый венок с короной из роз.
— Это от всех нас.
Она покачала головой и опять направила взгляд в мертвую воду.
— Когда приедет папа? — заскулил Эмиль.
На другом конце Вестербро, в одном из самых бедных, грязных, опасных заведений, в которые он любил заходить, будучи молодым и безбашенным, пил Тайс Бирк-Ларсен. Высокие кружки крепкого светлого с местной пивоварни, стопки аквавита — так же как раньше. Как до встречи с Пернилле, когда он не знал, чем занять долгие дни. Он добывал на улицах деньги, тусовался с дилерами, с бандами. Хватал все, что попадалось.
Было время, когда он мог войти в такой бар и заставить всех умолкнуть одним только взглядом. Но это время давно миновало. Никто его больше здесь не знал. Бывший бандит превратился в трудолюбивого, степенного главу семейства со своей небольшой фирмой в семи кварталах отсюда, которого не волновали больше старые притоны и старые привычки.
Большая ладонь обхватила холодное стекло. Пиво пилось хорошо. Боль оно не убивало, а всего лишь притупляло, но этого было достаточно. За спиной слышался стук бильярдных шаров и подкрепленная матом перебранка юнцов. Он был таким же в их годы. А то и похуже.
Времена тогда были трудные, хоть он и не хотел этого признавать. Охота за деньгами и возможностями, отчаянная борьба за то, чтобы остаться в живых. Какую бы защиту не возвел вокруг себя человек, ни он, ни его семья не были в безопасности в те годы.
Тайс Бирк-Ларсен курил, пил и пытался усмирить свои мысли, слушая громкую развеселую попсу, несущуюся из динамиков, и клацанье шаров на бильярдных столах.
Где-то сейчас исчезала в земле урна с прахом Нанны.
Никакие его слова или дела не могут этого изменить. Он подвел ее. Подвел их всех.
Он допил пиво, уже чувствуя головокружение. Огляделся. Да, когда-то он был королем таких мест. Его голос, его кулаки решали все. Прежний Тайс. То был иной, более жесткий человек.
Мог ли он уберечь ее? Не этот ли урок преподала ему сейчас жизнь? Что человек остается тем, кто он есть, сколько бы он ни старался измениться, приспособиться, смириться, превратиться в так называемого приличного человека.
Тот учитель, Кемаль. Он ведь тоже забыл свои корни. И заплатил за это.
Если бы только…
Он пошатываясь поднялся, побрел к выходу, наткнулся на парня у бильярдного стола. Бирк-Ларсен грубо оттолкнул его в сторону — так, как всегда делал в былые времена, и обругал заодно.
Побрел дальше. Он не видел, что парень успел вытянуть ногу, и со всего маху грохнулся на пол.
Сколько же драк было на его счету? Теперь и не вспомнить. И ни одной он не проиграл. Тайс ворочался на полу, среди мусора и окурков, пытаясь встать. Вокруг гоготали. Наконец он поднялся, с ревом выхватил у парня, который его подсек, кий и взял его как меч. Как кувалду, которую он заносил над истекающим кровью иноземцем под жалкое нытье Ваша Скербека.
Парень был в черной куртке и черной шерстяной шапочке, на лице его смешались испуг и агрессия.
Тайсу Бирк-Ларсену это лицо было знакомо. Он жил с ним всю свою жизнь. Поэтому он с коротким ругательством бросил кий на стол и выбрался на улицу, думая о том, куда пойти дальше.
Эти улицы, когда-то бывшие его домом, стали теперь чужими. Он свернул в темную длинную арку, начал мочиться. Едва закончил, как на него набросились пятеро — головы под капюшонами, яростные кулаки. На голову один за другим сыпались удары бильярдного кия.
— Держи его, — крикнул кто-то, и две слабые руки попытались прижать Тайса к стене, под которой он справлял нужду, в пах ему ударил сапог.
Дети. Он скинул с себя двоих, третьего ухватил за шиворот и швырнул к противоположной стене, пришпилил левой рукой слабое, тощее тело к облупленной штукатурке.
Массивный кулак оттянут назад, готовый нанести удар. Одно движение, и пацан будет вспоминать этот день до конца своей бессмысленной жизни.
В следующую секунду он отступил, в изумлении глядя перед собой. Капюшон упал, и Тайс увидел полное ненависти девичье лицо. Не больше шестнадцати, в носу кольцо, над глазами татуировка. Девушка.