Хартманн молча смотрел на нее.
— Может быть, во дворе, когда уходили? Или на улице?
Он отвернулся к окну, за которым светило скудное зимнее солнце. Она не знала, слышит он ее или нет.
— Вы не помните, кто-нибудь из ратуши водит такую машину?
— Насколько мне известно, Лунд, меня арестовали за вождение черного седана. Вы пришли поиздеваться надо мной?
— Это важно.
— Если вы ищете белую машину, какого черта я здесь?
— Потому что вы сами этого захотели. Мы нашли коттедж вашей жены. Я знаю, что вы там делали.
Одетый в синее Хартманн напрягся.
— Скатанные полотенца под дверями, простыни на окнах, газеты в решетках вентиляции и газовая плита.
Он сидел немой и угрюмый.
— То ли вам помешали… то ли вы испугались… Я не знаю.
Он опять отвернулся к окну.
— Неужели так постыдно для мужчины признаться в том, что он напился и решил покончить с собой? Или такое признание отпугнуло бы ваших избирателей? Или от вас отвернулась бы Риэ Скоугор? Или пострадала бы ваша самооценка?
Мужчина в тюремной одежде замкнулся в себе.
— Не высока ли цена?
Никакого ответа.
— На самом деле мне все равно, Хартманн. Я прошу вас о помощи. Если у меня получится, то вы сможете выбраться отсюда и продолжить свои игры в ратуше, пока мы будем искать убийцу Нанны Бирк-Ларсен.
— Ничего вы не знаете, — выдавил он.
— Не знаю? Все было в вашем ежедневнике. Когда ваша жена заболела, доктора сказали, что ей нужно пройти курс лечения. Она отказалась, потому что была беременна и знала, что лекарства могли повредить ребенку. И тогда…
Теперь он смотрел на нее, и она подумала, что впервые видит Троэльса Хартманна испуганным.
— Должно быть, вы считаете себя виноватым. И чувство вины не отпускает вас ни на день. Что, если бы вы согласились? Она была бы жива. Может, и ребенок остался бы жив. А если нет, то у вас был бы шанс попробовать еще.
Голубые глаза Хартманна вспыхнули гневом.
— Да, вы считаете себя виноватым, — продолжала Лунд. — И в ту ночь вы поняли, что, как бы ни преуспели в вашем драгоценном пустом мире, заключенном в стенах ратуши, ваша жизнь и ваша любовь никогда не вернутся. И вы сдались. — Лунд кивнула своей логике. — Сильный, бесстрашный, порядочный Троэльс Хартманн проиграл битву своим демонам. И память об этом так вас пугает, что вы предпочли сгнить в тюрьме, чем признаться. Итак… — Она откинулась на спинку стула, улыбаясь ему. Довольная, что наконец-то в этом клубке из никуда не ведущих версий хотя бы одна линия достигла финала.
— Итак, вы поможете мне?
Она ждала, но напрасно.
— Вы обманываете себя, думая, что вам есть что терять. Нечего, Троэльс. Поверьте.
Майер получил список белых автомобилей, которые регулярно ставят на парковке городской администрации. Лунд приняла таблетку от головной боли и не стала смотреть список. Она вся выложилась при встрече с Хартманном, соединила все точки, дала ему об этом знать. И ничего не изменилось. По-прежнему путь к убийце Нанны Бирк-Ларсен был сокрыт тьмой.
Если не хочет говорить, то пусть гниет в тюрьме.
— Я проверил записи на выезде, — продолжал Майер. — Одна похожая машина выехала из гаража сразу после того, как Олав поговорил с Бремером.
Она взялась листок с перечнем машин:
— Какая?
— Вторая сверху.
— Филлип Брессау. Это же личный секретарь мэра. Что мы о нем знаем?
— Жена, двое детей. Правая рука Бремера.
— А машина?
— С тех пор на парковке не появлялась. На работу Брессау приехал на машине жены.
— Брессау…
Она встала, потянулась за сумкой.
Пять скорбных фигур у небольшой ямы, рядом на зеленой траве кучка выкопанной коричневой земли. Холодный и ясный зимний день. Среди голых деревьев хлопают крыльями голуби. Антон и Эмиль в черных зимних куртках, Пернилле, бледная и строгая, в бежевом плаще, одетая слишком ярко Лотта.
Старший смотритель кладбища был в зеленом рабочем костюме и резиновых сапогах. Он держал в руках бирюзовую урну.
Такую маленькую. И внутри ничего, кроме горстки пепла.
— Желаете сами опустить ее? — спросил он.
Пернилле взяла урну, нагнулась, положила ее в яму дрожащими руками.
Поднялась. Осмотрелась. Ей казалось, что все это сон.
— Там Нанна? — спросил Антон.
— Да, — ответила Лотта. — Теперь она прах.
— Почему?
Лотта не знала, что сказать.
— Потому что… так легче попасть на небо.
Мальчики переглянулись и нахмурились. Им никогда не нравились сказки, которые рассказывала Лотта.
— Разве не так, Пернилле?
— Что?
Лотта попыталась улыбнуться.
— Да, — кивнула Пернилле. — Все так.
— Когда приедет папа? — спросил Эмиль.
Смотритель кладбища принес большой венок с короной из роз.
— Чуть попозже, — сказала Лотта.
— А почему не сейчас?
Пернилле смотрела на венок.
— Что это? Я этого не заказывала.
Мужчина пожал плечами, уложил венок возле урны с прахом.
— Прислали сегодня утром.
— Кто?
— Я не видел карточки.
— Красивый, — вставила Лотта.
Пернилле мотала головой.
— Мы должны знать, от кого этот венок.
Лотта принесла несколько белых роз. Она дала племянникам по одному цветку и велела положить рядом с урной. Дети послушно сделали это, маленькие черные фигурки в ярком солнечном свете. Они могли бы сейчас играть на берегу Эресунна.
— Молодцы, — похвалила она их.
Пернилле оглядывала кладбище: небольшой квадратный пруд, заросший водорослями, заваленный гниющими ветками; надгробия, покрытые лишайниками. Отовсюду несло тлением. К горлу подкатывала тошнота.