Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Страница 228

228

— Вагн…

— Только не злись. Собака просто класс. Породистая и все такое. Сюрприз что надо.

— Большой сюрприз, — проворчал Бирк-Ларсен. Он осмотрел гараж. — Ну и где она?

— Сегодня вечером можно забрать. Съездим вдвоем, сразу после ужина. — Он показал на собачью будку. — А это пусть постоит под брезентом, пока нет собаки, ладно?

Бирк-Ларсен только покачал головой. Ему показалось, что он слышит какое-то царапанье и шорох. Пора снова разложить крысиный яд, подумал он.

— Это все равно что еще одного ребенка завести.

— Дети — это чудо, — сказал Скербек. — Дети — это все. Мне нужно подписать открытку для Антона.

— А потом они вырастают. Ну ладно, мне надо с мясом закончить. — Он глянул в сторону конторы. — Фу ты, черт, забыл перевести звонки наверх.

— Сегодня же праздник, Тайс.

— Работа есть работа.

— Ладно, я переключу, — сказал Скербек. Он занес ручку над ярко-желтой открыткой. — Только допишу. А ты иди к ребятам.

Бирк-Ларсен ушел, и Скербек стал писать поздравление для Антона. Из конторы донеслось знакомое приветствие автоответчика:

— Вы позвонили в компанию по перевозкам Бирк-Ларсена. Пожалуйста, оставьте сообщение.

Гудок.

— Добрый вечер, — раздраженно произнес мужской голос. — Это Хенрик Поульсен из «Канцтоваров».

Скербек оторвался от открытки, убедился, что он один в гараже, и быстро вошел в контору.

— Вы звонили насчет нашего заказа в первые выходные ноября, — продолжал голос. — Честно говоря, мы были сильно разочарованы. Заявку мы сделали заранее, подготовились, а в последний момент от вас позвонил человек и все отменил. У нас возникли большие сложности. Если вам нужна дополнительная информация, можете позвонить мне домой. Номер…

Скербек дождался конца сообщения, потом вынул из аппарата кассету с пленкой, сунул в карман пиджака. После чего не забыл переключить звонки на квартиру.

Риэ Скоугор показывала ему результаты последнего опроса. Она снова была бодрой и оживленной. Все шло так, как и предсказывал Вебер: в гонке их было только двое, и вел Хартманн. Болезнь Бремера вызвала сочувствие, но не поддержку и не только не уменьшила шансы Хартманна на победу, а даже увеличила их.

— Я поговорила с одним знакомым из полиции, — добавила Скоугор. — Там что-то происходит, но к нам не имеет отношения.

Хартманн достал графин с бренди, налил себе в бокал, молча отпил.

— Паниковать совершенно нет оснований. Все, о чем тут распинался Эрик Салин, — это полная ерунда. Всего лишь…

Он смотрел на нее долгим взглядом.

— Пустая болтовня… — добавила она почти шепотом. — Может, поговорим наедине, Троэльс?

Вебер поднялся, чтобы уйти.

— Мортен останется, — сказал Хартманн.

Бренди было старым и дорогим. Горло опалило огнем, в голову ударил жар.

— Мне жаль, — сказала она, — если ты считаешь, будто я в чем-то подвела тебя.

Хартманн глотал крепкую золотистую жидкость и вспоминал тот черный вечер на Сторе-Конгенсгаде. Он чувствовал тогда примерно то же самое, что и сейчас, — как будто ничто в его жизни не имеет значения. Как будто его кубарем несет навстречу его судьбе и он ничего не может поделать.

— Я дам тебе шанс, Риэ. Или скажи мне правду о пленке и о квартире — и мы пойдем в полицию. Или будь готова в одиночку отвечать за последствия.

Скоугор недоуменно смотрела на него. Мортен Вебер ерзал на стуле. Он попробовал вмешаться:

— Что за?..

Но Скоугор оборвала его:

— Я сама разберусь. О чем ты говоришь, Троэльс?

— Только не лги мне больше. Я все знаю. В тот вечер ты отправилась меня искать. Приехала на Сторе-Конгенсгаде. Зайдя в квартиру, ты поняла, что случилось что-то плохое. В следующий понедельник, когда к нам заявилась полиция, ты подумала, что не следует пускать туда никого неделю-другую, пока все не утрясется.

Она засмеялась:

— Ты еще больший выдумщик, чем эта Лунд. Я была на конференции.

— Но не раньше десяти.

— Если это очередная сплетня от Бремера…

— Тебе кто-то из парламента посоветовал так поступить? Твой отец? Это он приказал тебе замести следы, чтобы никто не помешал его марионетке карабкаться вверх?

Риэ Скоугор не могла вымолвить ни слова.

— Или ты сама решилась на такое ради своей карьеры?

Яркие глаза наполнились слезами.

— Как ты мог такое подумать?

— В твоем контракте есть пункт о недопустимом поведении. Поезжай домой и изучи его. Я больше не хочу тебя здесь видеть — ни в этом кабинете, ни где-либо еще. Все понятно?

Он встал и отошел к окну, забрав с собой бокал с бренди. Там, в отблесках голубого неона, спиной к ней он сделал глоток.

Она робко пошла за ним.

— Если бы я решила, что это ты убил ту девушку…

Хартманн не обернулся.

— Неужели ты думаешь, что я осталась бы с тобой? Все, что я делала, было ради нас…

При этих словах Хартманн развернулся и закричал с горящими глазами:

— Я знаю, ради чего ты это сделала! Я знаю, чем я был для тебя. Ступенькой на лестнице. Средством для достижения цели.

— Троэльс…

— Убирайся!

Вебер уже стоял у нее за спиной, обнимал за плечи, потихоньку направляя к двери.

— Не трогай меня, Мортен! — взвизгнула она и вырвалась из его рук.

Хартманн вернулся к окну, посмотрел на город за стеклом.

— Для тебя имеют значение только избиратели, — бросила ему в спину Риэ Скоугор. — Тебе не нужна любовь. Тебе нужно обожание толпы…

— Просто уйди, — сказал он, не поворачиваясь.

И тогда она ушла. Ушла вместе с его единственным шансом заполучить Копенгаген. Битва проиграна. Единственная победа, которая что-то значила в его жизни, стала недосягаемой.

228