Увидел ее и раскрыл от удивления рот. Бросил полотенце на стул.
— Я ответил на ваши вопросы, Лунд. И если соглашусь еще разговаривать с вами, то только в присутствии моего адвоката.
— Вы сказали, что в квартире вам никто не звонил.
Он закрыл глаза, тряхнул головой:
— Вы, вообще, слышите, что вам говорят?
— Только этим и занимаюсь. Вы сказали, что вам никто не звонил.
Он посмотрел на пиццу. Хлопнул себя по лбу:
— Ладно. Нетта Стьернфельтт.
— Я узнала это от нее.
— Мы говорили секунд тридцать, не больше. Я постарался дать ей понять, что не заинтересован в дальнейшем общении с ней.
Он надел варежку-прихватку, достал из духовки противень с пиццей, стряхнул на блюдо. Лунд наблюдала за ним. Мужчина, привыкший жить один.
— Она без конца звонила мне. Посылала сообщения. Мне это надоело.
— Вы уверены, что это был единственный звонок?
— Повторяю в последний раз: уверен. Я написал ту проклятую речь. Выпил лишнего. Потом поехал к Риэ примерно в половине одиннадцатого. Я все это уже говорил. И больше не намерен возвращаться к этому. — Он открыл дверь, ведущую в соседнюю с кухней комнату. — Мне нужно поесть. Прошу вас уйти.
— Давайте предположим, что кто-то действительно пользовался вашим компьютером, вашей машиной, квартирой. Кто мог узнать ваш пароль?
— И об этом мы уже говорили. Нашу сеть взломали.
В кухню вошла домработница, забрала пакет с мусором, сказала Хартманну, что придет через неделю, и ушла, закрыв за собой дверь.
— Я хочу помочь, — сказала Лунд.
Светлые брови Хартманна взлетели.
— Правда хочу.
— Поговорите с Риэ. Она нашла какие-то следы в системе. Кто угодно мог добраться до паролей. Я пользуюсь одним и тем же паролем для всего. Риэ составила для вас список тех, кто мог бы вас заинтересовать. Есть один служащий…
— Я бы хотела взглянуть на этот список.
— У меня наверху должна быть копия, сейчас принесу.
На лестнице Хартманн остановился:
— Угощайтесь пиццей, если хотите. Мне одному это не осилить.
— Мне нужен только список. Но все равно спасибо.
Он скрылся, и вскоре Лунд услышала, как заскрипели половицы у нее над головой. Дом был старый.
Она прошла в смежную комнату, это был кабинет с окнами, выходящими в сад. Первым делом направилась к книжным полкам. Большинство книг были о политике или политиках. Автобиография Билла Клинтона, несколько томов о Джоне Кеннеди. Между корешками стояла фотография обреченного президента с женой. Лунд потрясло сходство Джеки и Риэ Скоугор. Та же прическа, та же холодная красота. А вот Хартманн вовсе не походил на Кеннеди, который смотрел в объектив с нахальной самоуверенностью. Но, с другой стороны, Кеннеди, как и Хартманн, был серийным донжуаном, если воспользоваться выражением Майера. И Клинтон…
Из художественной литературы в библиотеке Хартманна нашлась только одна книга. «Фауст» Гёте в датском переводе.
В доме царили порядок, спокойствие и уединение. Это было так не похоже на его кабинет в ратуше, где он вечно находился на виду, в окружении людей и под угрозой очередных происков Бремера. И очередных обвинений с ее стороны.
На столе у окна лежал ежедневник. Она подошла, стала быстро перелистывать страницы. Записи делались редко и кратко, в одну строку. Ничего интересного. Она хотела найти пометки от тридцать первого октября, но ее отвлек телефонный звонок.
Она торопливо закрыла ежедневник.
— Лунд. Это Майер.
Она услышала, что Хартманн спускается по лестнице.
— Сейчас говорить не могу. Я перезвоню.
— У него нет алиби.
Она вошла в кухню. Хартманн был уже там, нарезал пиццу, открывал бутылку вина. Он улыбнулся ей.
Политики и женщины. Они неразделимы. Он был привлекательным, интересным, умным мужчиной. Она могла понять, почему он так нравился женщинам. Почти могла вообразить…
— Я заставил Риэ Скоугор говорить, — гордо сказал Майер. — Она не знает, где он был в тот уик-энд. То есть вообще не имеет ни малейшего понятия, Лунд. Поэтому ей пришлось наврать спонсорам и придумать историю о его мнимой болезни.
Хартманн обернул горлышко бутылки салфеткой, налил в один бокал вина.
— Что происходит, Лунд? Где вы опять, черт возьми?
— Все хорошо, — сказала она бодро и дала отбой.
— Вы в порядке? — спросил Хартманн.
— Да. Вы нашли список?
— Вот, держите. Кристенсен, он идет у меня под номером один. Я бы на вашем месте начал с него.
— Спасибо.
Хартманн сел за стол, быстро глянул на часы, посмотрел на остывающую пиццу.
— А знаете, я, пожалуй, съем кусочек, — сказала Лунд.
Не прошло и десяти минут, как Хартманн разговорился, он рассуждал о политике, тактике, затрагивал любые темы — но только не о себе самом.
Лунд попивала дорогое красное вино, по-прежнему сомневаясь в правильности своей затеи. Она осталась, чтобы увлечь его, заманить в ловушку. Но оказалось, что его планы по отношению к ней точно такие же. Сколько раз он проделывал это с другими женщинами, думала она. Незаурядная личность, привлекательная внешность, энергия и такая редкая в современном мире искренность… Этот человек обладал магнетизмом, которого она прежде никогда не встречала ни в одном мужчине.
Бенгт Рослинг был хорошим, добрым, умным. Но Троэльс Хартманн — теперь, в личном общении за обеденным столом на его кухне, — открылся для нее с иной стороны. Теперь, когда полицейские допросы и парадные кабинеты городского совета больше не сковывали его, он казался совсем другим человеком. Обаяние и подкупающая страстность, которую большинство мужчин, известных ей, постарались бы скрыть от случайного собеседника.