Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Страница 110

К оглавлению

110

— «Ложь» — очень сильное слово. Это просто политика. Правда или неправда — через некоторое время это уже не важно.

— А что тогда важно?

— Важно то, что приносит результат, — сказал Вебер, глядя на него как на простачка.

— Нет, и это не обсуждается.

— Ладно, — сказала Скоугор и уткнулась в лежащие перед ней бумаги.

— Ладно, — сказал Вебер и зашуршал газетами.

В кабинете стало тихо.

— Я рад, что вы сходитесь во мнении, — проговорил наконец Хартманн.

— Мы многое видим одинаково, — согласилась Скоугор.

— Ответ все равно «нет».

Еще одна долгая минута тишины.

Потом Хартманн глубоко вздохнул, посмотрел на деревянные панели стен, на оконные витражи, на гербы и позолоту, на затейливый светильник в форме артишока. Все это — атрибуты должности, но не власти.

— И что конкретно мы получим взамен?

— Мы сможем приглашать его на мероприятия нашей избирательной кампании, — начала Скоугор.

— Самое главное — Хольк согласится сотрудничать, как только узнает, что премьер с нами, — перебил ее Вебер. — Мне этот вариант противен, как и тебе. — Он пожал плечами. — Но если такова цена альянса…

— Узнай точно, на что мы сможем рассчитывать.

— Задавая этот вопрос, мы уже даем согласие, — сказал ему Вебер. — Пути назад не будет.

— Пути назад уже не будет, — повторила Скоугор.

— Обсудите условия, потом назначьте мне встречу с премьер-министром. Если таким путем мы получим кресло мэра, то какая разница, кому достанется слава.

Он встал из-за стола и решительным шагом вышел из кабинета.

Вебер и Скоугор, неожиданно ставшие союзниками, переглянулись. Между ними повисло неловкое молчание.

— Ты не узнал, что делали полицейские на парковке? — спросила Скоугор.

— Что?

— Ты же слышал, Мортен. Ты все слышишь, даже когда делаешь вид, что не слушаешь.

— Нет, я ничего об этом не знаю. Позвоню-ка я в парламент.

— Не надо. Это политика, так что оставь ее мне.

Из банка прислали другого служащего, моложе и приятнее.

Пернилле звонила в тюрьму, пыталась поговорить с Тайсом, ее не соединили. Узнала только, что его продержат там еще сутки, если не дольше. Звонков ему больше не полагалось, но была одна хорошая новость: ей разрешили навестить его ближе к вечеру.

— Простите, — сказала она человеку из банка. — Боюсь, я не смогу сегодня обсудить этот вопрос с мужем.

— Ничего страшного. — Он разложил перед ней принесенные бумаги. — Давайте предположим, что вы выставляете дом на продажу, а тем временем продолжаете там ремонт.

— Так.

— Мы продлим вам сроки по займу, так что вам не придется делать выплаты месяц-другой. Если дом купят быстро, то вы вполне уложитесь в бюджет.

— Хорошо. Я согласна.

— Отлично. Теперь что касается счета, который открыла ваша дочь.

Она уставилась на него в полном недоумении.

— Да, счет на имя Антона и Эмиля. Что делать с этими деньгами?

Пернилле откинула волосы со лба.

— Какой счет?

Он протянул ей выписку:

— Там сейчас одиннадцать тысяч крон. Она делала регулярные взносы. Сумма довольно крупная…

— Что это за счет?

— Сберегательный счет для мальчиков.

— Можно посмотреть?

Она чуть ли не вырвала лист из его рук, всмотрелась в цифры. Да, Нанна клала деньги регулярно, по несколько сотен крон зараз.

— Откуда она брала деньги?

— Зарабатывала? — предположил молодой человек. И, смутившись, вспыхнул.

— Она не работала. То есть в нашей семейной фирме подрабатывала иногда, но не за такие деньги…

Он ничего не мог ей сказать, только то, что счет был открыт в январе прошлого года и что взносы делались каждые две недели и прекратились летом.

— Спешки нет, — сказал он. — Не обязательно принимать решение прямо сейчас. Что ж… — Он встал с неуверенной улыбкой. — Если у вас других вопросов нет…

Пернилле не могла оторвать взгляд от выписки со счета Нанны. Бумага лежала на столе, над семейными фотографиями, и дразнила ее. Издевалась над ней.

Когда представитель банка ушел, она снова набрала номер тюрьмы. Попала на любезного оператора.

— Я приду к мужу сейчас, — сказала она.

Охранник привел Пернилле в крохотную комнату для посещений, сам встал у двери. Тайс сидел сгорбившись на исцарапанной деревянной скамье в ярко-синем тюремном костюме, уставив глаза в пол.

Мгновение нерешительности. Затем она подошла, обняла его, ощутила, как он прижал ее к себе, почувствовала, как потекли по лицу слезы.

Они так и замерли, обнявшись, тихо покачиваясь. Его огромная рука зарылась в ее длинные каштановые волосы, словно в поисках чего-то потерянного. Она плакала.

Потом она села напротив него.

— Как мальчики? — наконец спросил он.

— С ними все хорошо.

Он отвел глаза и сказал:

— Я говорил с адвокатом. Она делает все, что может. Когда я выйду отсюда, я займусь домом и улажу все с банком.

Она отвернулась, вытерла слезы. Ее вдруг пронзила жгучая злость, и она никак не могла понять, откуда взялось это чувство.

— Я все устрою, — продолжал он. — Не волнуйся.

Глядя на бесцветный день за окном, она спросила:

— Что произошло у вас с Нанной прошлым летом?

Он вскинул голову, и она встретилась с ним взглядом. Его глаза — непроницаемые, порой агрессивные — принадлежали той стороне его натуры, которая пугала ее.

— Что?

— Раньше вы… — Слезы полились снова, и она уже не могла их остановить, как ни старалась. — Вы поругались? Может, ты ее чем-то обидел? — Ее голос прерывался, и в нем звучало обвинение — неожиданно для самой Пернилле.

110