— Осталась всего одна.
— Так всегда и бывает — то, что ищешь, лежит в самом низу.
Он тяжело вздохнул:
— Почти никогда так не бывает, Лунд.
— Смотрите на экран. Может, увидите то, что не увижу я. Пожалуйста.
Он взял в одну руку банан, в другую сигарету, закурил. Замелькали кадры. Дата в углу экрана — седьмое ноября.
Майер чертыхнулся:
— Это с прошлой пятницы. Я же говорил, новая запись идет поверх старой. Потому и пленка вся в царапинах.
Она отпила давно остывший кофе. Все уже разошлись по домам, только уборщица подметала коридор.
— Но ведь это не значит, что вся остальная запись только с седьмого числа? — предположила она. — Когда мы записывали видео дома…
Когда? Когда родился Марк, когда она была замужем. Записи на их кассетах шли как попало — перемешаны месяцы, годы. Трудно было следить за хронологией, когда используешь одни и те же кассеты снова и снова.
— Промотаем вперед, — попросила она Майера, который нажимал на кнопки.
Черные и белые машины, мутные тени, суетящиеся вокруг них.
— Стоп! — воскликнул Майер.
Он хлопнул в ладоши и издал радостный клич. Она даже оглянулась на него удивленно — большие уши, большие глаза. Большой ребенок.
Майер насупился:
— Я просто хотел подбодрить вас.
— Это тридцать первое октября, — сказала Лунд.
— Знаю. И я о том же.
Время записи — около восьми вечера. Он отмотал назад, оказалось, что слишком далеко, стал перематывать вперед осторожнее, с остановками. Они добрались до семнадцати минут восьмого. Четыре прямоугольника, только одна машина — белый «жук».
— Черт, — опять ругнулся Майер.
— Может, часы не точные. Вряд ли они выставляют время минута в минуту.
«Жук» уехал. На заправке вообще ни одного автомобиля. Лишь пустой асфальт и фонари над колонками.
Потом, в девятнадцать часов двадцать минут и тридцать семь секунд, на экране появился черный «форд» и подъехал к колонке в правом верхнем прямоугольнике. Майер прищурился, пытаясь различить цифры на регистрационном номере.
— Это она! — воскликнул он.
Шел дождь. Она, оказывается, не обращала на это внимания до последнего момента. И сразу поняла, что это значит: в этом деле все строилось на таких деталях.
Дверца открылась, и вышел водитель в длинной зимней куртке. На голове капюшон. Он обошел машину и открыл крышку бака.
Ни на миг не показывая камере лицо.
— Ч… — начал Майер.
Она положила ладонь поверх его руки:
— Терпение.
От машины к пистолету. Голова опущена вниз.
— Ну же, давай повернись, — приговаривал Майер, нервно затягиваясь сигаретой.
Это была автоматическая колонка с оплатой по карте. Они увидели, как человек протянул руку, вставил что-то в аппарат, потом вынул. Лица не показал.
Он закончил, обошел машину, закрыл крышку бака, двинулся к дверце.
— Давай, улыбнись птичке. Ну, посмотри куда-нибудь!
Он сразу сел за руль, стал невидимым за лобовым стеклом.
«Форд» уехал с экрана.
— Черт, черт, черт! — Майер в отчаянии ударил ребром ладони по столу.
— Подождите.
Лунд нажала кнопку, вернулась к кадрам, где водитель расплачивался картой.
Она смотрела на его левую руку. На то, как она приблизилась к лицу, совершив там какое-то действие, пока правая рука нажимала цифры на аппарате.
— Я знаю, кто это, — сказала она.
Майер сразу заволновался:
— Только не говорите мне.
— Я еду в ратушу. Вы со мной?
Пять минут через дождь и почти пустой ночной город. Знакомый Лунд охранник как раз собирался сдавать смену. Только Майер достал наручники, он тут же заныл:
— Я ничего не сделал. Я ничего не сделал.
— Вот это новость, — сказал Майер. — Никогда такого не слышал. Ты едешь с нами, приятель.
— Я всего лишь заправил машину.
Майер вел старика к выходу, Лунд шла следом — слушала, наблюдала.
— А Нанну Бирк-Ларсен ты похитил до или после? — спросил Майер.
Человек в синей форменной тужурке взглянул на него с ужасом:
— Мне шестьдесят четыре года. Что вы такое говорите? Я никого не трогал.
— Посадите его на ту скамью, — велела Лунд.
— Нужно везти его к нам.
Лунд оглядела старика с ног до головы. Искривленный позвоночник, плохое зрение. Дышал он тоже неважно.
— Расскажите нам правду, — сказала Лунд. — Расскажите, что случилось на самом деле. А потом решим, можно ли вас оставить на этой работе.
— На этой работе? Да это из-за нее, из-за работы этой я тут с вами теперь разбираться должен…
Майер усадил его на каменную скамью возле стойки для велосипедов.
— Рассказывай, что было, или не увидишь дневного света в ближайшие шестнадцать лет.
Охранник зыркнул на него из-под очков испуганно и злобно.
— Тебе что, уши прочистить, дедуля? — проорал Майер.
— Где карта для оплаты бензина? — спросила Лунд более мягко.
Старик упорно молчал.
— Я ведь хочу вам помочь, — сказала она ему. — Если вы не заговорите сейчас, нам придется задержать вас.
— Я случайно взял карту с собой. Хотел вернуть ее в машину в понедельник. Но…
— Что но? — спросил Майер.
— Тут уже были ваши люди. Повсюду.
— Зачем вы поехали в гимназию?
— Да не ездил я. У меня квартира в соседнем доме. Шел домой, увидел: наша машина стоит. Брошенная. Я не мог понять, что к чему. Я ведь знаю график работы, расписание. Вечером все машины должны быть на месте, в гараже.
— А ключи у тебя были с собой? — спросил Майер.
— Нет. Они торчали в замке зажигания. Наверное, водитель забыл или еще что. — Он развел руками. — Я же не мог оставить ее там, правильно? С ключами в зажигании? Да к полуночи ее бы и след простыл.