Она выработала для себя нечто вроде имиджа: длинное пальто, маскирующее массивную фигуру; перманентная улыбка; большие круглые очки, поднятые на лоб, словно она только что оторвалась от важного совещания. Эллер появилась в городской администрации позже Хартманна. В определенном смысле она достигла большего, чем он, а какими средствами — он только сейчас начал понимать.
— По крайней мере, с этим покончено, — сказала она. — Результаты опросов обнадеживают. Да и средства массовой информации сообразили, на какую лошадь ставить. Так что теперь можно пожинать плоды наших усилий.
— Вы читаете мои мысли.
Она достала из портфеля папку, раскрыла ее:
— У нас есть предложения о том, как привлечь на нашу сторону колеблющихся избирателей. Именно они обеспечат нашу победу, Троэльс, если мы сумеем убедить их. Не будем об этом забывать.
Он хмыкнул, потряс головой, искренне изумленный.
— В чем дело? — спросила она.
— Вы прекрасная актриса. У вас несомненный талант.
Кирстен промолчала, но улыбка держалась на ее лице как приклеенная.
— Бигум никогда бы не отважился на такой выпад, если бы не чувствовал за собой поддержки. Он поговорил с Бремером. Потом пришел к вам. И вы дали ему добро.
Улыбка все-таки исчезла.
— Троэльс…
— Нет, прошу вас. Не оскорбляйте мою разведку, пытаясь отрицать это.
— Но…
— Вы не учли одного, Кирстен, — не дал ей говорить Хартманн, — я хорошо знаю своих людей. И знаю Бигума. Ему не хватает ни ума, ни смелости, чтобы проделать такой переворот самостоятельно. Может быть, не он к вам пришел, а вы к нему. Но это неважно.
Теперь он во всем разобрался. Оставался только один вопрос: почему у него ушло на это столько времени?
— Эти действия были продиктованы страхом — не силой, не храбростью. Страхом. Настолько сильным, что вы должны были почувствовать его запах.
Она подняла перед собой ладони, словно защищаясь:
— Троэльс, прежде всего, прошу вас… попытайтесь понять одну вещь.
— Я предлагаю вам выбор.
Кирстен Эллер замолчала.
— Или я расскажу обо всем журналистам, а уж они растрезвонят всему свету о вашей подлой и коварной натуре…
Он сделал паузу, склонив голову набок, давая время для возражений.
— Или?
— Или вы покидаете свой пост. Пусть его займет хотя бы ваш заместитель.
Кирстен Эллер инстинктивно обернулась в поисках поддержки, но увидела только Риэ Скоугор, с довольным видом ведущую протокол встречи.
— Я нужна вам, Троэльс! Нужна. Подумайте…
— Нет, Кирстен. Вы мне совсем не нужны.
Ей нечего было сказать на это. И так как Хартманн тоже молчал, Эллер не оставалось ничего другого, кроме как собрать вещи и покинуть кабинет. В дверях она обернулась:
— Мне просто нужна была победа. Лично вы меня никак не интересуете, не льстите себе.
— Не буду, — с готовностью пообещал он.
Уходя, она едва не сбила с ног Мортена Вебера. Он проводил ее удивленным взглядом.
— Что тут опять случилось? — спросил Вебер. — Я думал, у вас с ней совещание.
Хартманн поднялся со стула:
— Риэ! Назначь мне несколько интервью с прессой. Выбирай друзей.
— Что, черт возьми, происходит? — не на шутку встревожился Вебер.
— Я собирался тебе рассказать. Времени не хватило. Кирстен уходит в отставку.
— Господи, Троэльс! Мы столько боролись за этот альянс…
— Это она подговорила Бигума. Она с самого начала хотела моего провала.
— Нельзя же так раскачивать лодку!
— Мортен. — Хартманн положил ладони на его сутулые плечи. — По ходу всей кампании Бремер всегда был на шаг впереди нас. Нам нужен новый план. Мы должны двигаться быстрее, чем он.
— И как мы этого достигнем? Заставим уйти в отставку каждого, кто попадется нам на глаза?
Хартманн вспылил:
— Она интриговала у меня за спиной! Она была в сговоре с Бремером! И потом с Бигумом. Учись думать по-новому. Мы сможем скинуть Бремера с его насеста и без этих сладкоречивых сукиных сынов из Центральной партии.
— Нет, не сможем! Нам не хватит наших голосов, Троэльс.
Хартманн яростно замотал головой, пока Риэ молча улыбалась.
— Сколько лет мы уже играем в эти игры, Мортен? Двадцать? И все время по одним и тем же правилам, которые установили они. Отныне я играю по своим правилам. Созовите на вечер встречу с лидерами меньшинств. Скажите им: у меня есть к ним серьезное предложение.
— Половина из них терпеть тебя не может, — сказал Вебер.
— Не более, чем друг друга, — парировал Хартманн.
— Они вместе с Бремером!
— Только до тех пор, пока не увидят, что мы побеждаем. Они вместе с тем, кто впереди.
Он оглядел штаб своей предвыборной кампании. Повсюду стояли плакаты с его портретом: скромная улыбка, искренние голубые глаза. Новая метла, выметающая старый мусор.
Хартманн указал на ближайший плакат:
— А впереди — я.
— Он заправил машину в ночь, когда исчезла Нанна, то есть десять дней назад, — говорил Майер.
Они были в кабинете, просматривая записи камер наблюдения с заправки. Черно-белая картинка, разбитая на четыре части, в углу каждого размытого изображения — дата и время.
— Запись ведется двадцать четыре часа в сутки. Шансы найти кадры, сохранившиеся с той даты, близки к нулю.
Лунд сидела вплотную к экрану, не отрывая глаз от цифр и похожих на тени фигур между заправочных колонок.
— А еще, — добавил Майер, — эта публика любит перезаписывать кассеты по много раз, так что…
— Тут нет, — сказала она, вынимая кассету.