— Он во Фрихаунене, — передала она дежурному. — Высылайте машину.
Дождь прекратился. Вокруг только черная вода Эресунна, и где-то вдали — Швеция. Волны отражали огни с противоположного берега канала. Бирк-Ларсен стоял на берегу, в свете фар фургона, спиной ко всему миру.
Звук. Он обернулся. Учитель вышел из машины. Не убежал, хотя мог, будучи моложе и здоровее. Мог хоть до самого города бежать от Бирк-Ларсена и его фургона.
Вместо этого он подошел к воде, уставился на волны.
— Мне очень жаль…
Совсем избавиться от акцента невозможно. Невозможно избавиться от того, кто ты есть.
— Меня ждет жена.
Слова. Откуда взять слова?
— Она беременна. Я не хотел бы, чтобы она волновалась. Наверное, мне лучше позвонить ей и сказать…
Еще одна сигарета в кулаке Бирк-Ларсена. Он почти забыл о ней, но теперь поднес к губам, втянул едкий дым в легкие, желая, чтобы дым заполнил все его большое тело, чтобы сам он превратился в дым, в ничто. Стать невидимым. Исчезнуть.
Слова. Они должны быть о ней. Больше ни о ком. Всегда.
— Нанна была звездочетом, вы знали это?
Учитель качнул головой.
— Так говорят про детей, которые рождаются лицом вверх. Они как будто смотрят в небо.
Столько воспоминаний, мешанина из образов и звуков. Ребенок… Его жизнь течет как река, не останавливаясь, постоянно меняясь.
— Мы сказали тогда, что она будет космонавтом. Чего только родители не говорят… — Он снова затянулся. — Мы говорим глупости. Даем глупые обещания, которые никогда не сможем выполнить.
Учитель кивнул. Как будто он знал.
Бирк-Ларсен бросил сигарету в воду, вздохнул, оглянулся на фургон.
— Ей ведь нравилось ходить в гимназию?
— Очень.
Потопал замерзшими ногами.
— Мне вот школьная наука не давалась. Одни проблемы там были. А вот Нанна… — Опять воспоминания. — Нанна была другой. Лучше меня.
На лице учителя появилось то особое выражение, которое учителя неизменно демонстрируют родителям.
— Нанна была очень способной ученицей.
— Способной?
— Усердной.
— И ты ей нравился?
Воспоминания. Они жгли, как кислота.
Учитель промолчал.
— Она рассказывала нам о твоих уроках.
Бирк-Ларсен сделал шаг по направлению к Кемалю:
— Люди всякое говорят про тебя, учитель.
Его лицо покрылось потом.
— Не знаю, что вы слышали… — Он затряс головой, но не сдвинулся с места. — Я клянусь вам. Нанна была моей ученицей. Я бы никогда…
Бирк-Ларсен ждал.
— Ну, дальше?
— Я бы никогда не причинил ей вреда.
Ближе. Его дыхание было сладковатым. От него пахло чужим.
— Тогда почему о тебе болтают?
Быстро:
— Я не знаю.
Бирк-Ларсен кивнул. И молча ждал продолжения.
Прошло много времени, прежде чем учитель заговорил.
— Я к ней не притрагивался, — сказал он сердито. — И никогда бы ничего ей не сделал. Все это недоразумение.
— Недоразу…
— Я собираюсь стать отцом!
Два человека у края холодной пучины Эресунна.
Один из них сел в фургон. Завел двигатель. Бросил взгляд на высокий силуэт в лучах фар.
Майер нажал отбой, так и не получив новостей. Скербек сидел в углу, мрачнее тучи. Пернилле Бирк-Ларсен была сыта по горло.
— Вы что, издеваетесь над нами? — набросилась она на полицейских. — Вы заявились сюда в день похорон моей дочери. Не знаю, что вы себе вообразили, но… — Страстный взор обратился на Лунд. — Тайс ничего плохого не сделал.
Скербек прислонился спиной к двери конторы, зажег сигарету.
— Я уверена в обратном, — сказала Лунд.
Майеру снова позвонили.
— В доках никого не нашли. Обыскали все.
— Пусть проверят остальные склады.
— Что вам надо? — требовала ответа Пернилле Бирк-Ларсен. — Вы все…
Какой-то звук. Лунд насторожилась, подумала об оружии Майера. Он вроде всегда носил его с собой.
Медленно распахнулась дверь. Майер все еще говорил по телефону.
Вошел Тайс Бирк-Ларсен. Строгий черный костюм, отглаженная белая рубашка, черный галстук. Обвел всех взглядом: сначала копов, потом Скербека и наконец Пернилле.
— Дети легли? — спросил он.
— Где Кемаль? — спросила Лунд.
Массивная голова Бирк-Ларсена медленно качнулась из стороны в сторону. В его узких колючих глазах таилось что-то, неподвластное расшифровке, как Лунд ни старалась.
— Думаю, взял такси.
Лунд глянула на Майера, показала на телефон.
Бирк-Ларсен двинулся к лестнице. Его жена остановила его, спросила:
— Где ты был, Тайс? Два часа?..
— Еще не очень поздно. — Он мотнул головой в сторону их квартиры. — Хочу прочитать им сказку на ночь.
— Подождите. Подождите! — крикнула Лунд.
Он не остановился и вскоре скрылся из виду.
Майер, еще с телефоном в руке, сказал:
— Кемаль только что позвонил жене. Он едет домой.
Пернилле Бирк-Ларсен смерила их обоих уничтожающим взглядом, затрясла головой, выругалась и тоже ушла. С полицейскими остался только Скербек — с серебряной цепью на шее и злорадной ухмылкой на лице.
— Отмените розыск! — гаркнул Майер в телефон. — Привезите Кемаля в управление немедленно.
Он положил мобильник в карман и вышел вслед за Лунд на улицу.
— Ну, — сказал он, — и что все это значит, черт побери?
Лунд звонила в Швецию.
— Это Бенгт Рослинг. Я не могу ответить на ваш звонок, оставьте свое имя и телефон, я вам перезвоню.
Самым приятным голосом, на который только была способна, стараясь не сбиваться на оправдывающийся тон, поскольку не считала, что должна в чем-то оправдываться, она произнесла: