Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Страница 59

— Цветы уже вянут, простите.

Она приняла их, зная, что вся охапка попадет прямо в мусорное ведро, как только за Рамой закроется дверь. Кажется, и Рама догадывался об этом.

— Ребята из класса Нанны просят разрешения присутствовать на похоронах. Если это возможно.

— Конечно.

Рама улыбнулся печально.

— Вы тоже можете прийти. Пожалуйста.

Он как будто удивился. Неужели он думал, что она не захочет видеть на похоронах иностранца?

— Спасибо. Мы все придем. Не буду больше отнимать у вас время…

— Не уходите.

Ему хотелось уйти, она видела. Но Пернилле больше уже не волновало, что хотят другие.

— Расскажите мне что-нибудь о ней.

— О чем вы хотите знать?

— Что она делала. Что ей нравилось.

Он задумался:

— Философия, вот что ей нравилось. Особенно ее интересовал Аристотель.

— Кто?

— Это был такой грек. Еще она занималась в нашем театральном кружке.

— Играла?

Дома она об этом не рассказывала. Никогда.

— Я им процитировал слова Аристотеля о театре. Это ее заинтересовало. Она даже предлагала, чтобы наши спектакли шли от рассвета до заката, как в Древней Греции.

Пернилле вдруг рассердилась.

— Она была школьницей, — сказала она. — У нее была жизнь, здесь, с нами. Настоящая жизнь. И ей не нужно было ничего выдумывать.

Ошибка. Учитель смутился:

— Наверное, она просто пошутила про спектакли. — Он взглянул на часы. — Извините, мне пора идти. В нашем молодежном клубе важная встреча, я не могу ее пропустить.

Пернилле смотрела на его спокойное смуглое лицо. Он ей нравился. Она провела пальцами по столу, по лакированной поверхности, по лицам.

— Этот стол мы сделали вместе с Нанной. Сами шлифовали доски. Сами склеивали. Подбирали фотографии.

Дерево было гладким на ощупь. Таким оно не всегда было. В свое время попадались занозы, даже слезы лились иногда.

— Вы одна дома, — сказал учитель. — А ваш…

— Тайс внизу, в конторе. Он там…

Когда она спускалась открыть учителю дверь, в конторе было темно.

Что он там делает?

Курит. Прикладывается к бутылке с пивом. Плачет.

— Он там разбирает бумаги, — сказала она.

Он не разбирал бумаги.

Бирк-Ларсен неподвижно сидел в темной конторе. Открылась дверь. Вошел Вагн Скербек, зажег тусклый светильник у доски для объявлений. С ключами в руке подошел к стене, нашел нужный крючок, повесил на место свою связку. Он любил, чтобы все было на своих местах.

Он не видел человека в черной куртке, который, сгорбившись, сидел за столом с сигаретой в одной руке и бутылкой пива в другой, не замечал до тех пор, пока Бирк-Ларсен не буркнул что-то нечленораздельное.

— Черт! Ты напугал меня.

Бирк-Ларсен не шевельнулся.

— Тайс, что с тобой?

Скербек включил верхний свет, подошел к Бирк-Ларсену, посмотрел на него:

— Я приведу Пернилле…

Сильная рука остановила его.

Красные глаза Бирк-Ларсена блестели от слез. Он был пьян.

— Неделю назад у меня была дочь. Она вышла отсюда и ушла на вечеринку.

— Тайс…

— Сегодня я снова ее увидел. — Глаза под черной шапкой закрылись, из-под сжатых век поползли слезы. — На самом деле это была не она. Это было что-то… что-то…

— Я приведу Пернилле. Только ты больше не пей.

— Нет!

Сказано это было громко и яростно. Вагн Скербек знал, что такому голосу не перечат.

— Тайс, тут такое дело. У меня есть один приятель, Янник. Он кое-что слышал.

Скербек колебался, рассказывать ли дальше, понимает ли его Бирк-Ларсен.

— Что он слышал?

— Да может, это ничего и не значит.

Бирк-Ларсен молча ждал.

— Жена Янника работает в той же гимназии. Он говорит, что полицейские снова приходили. — Скербек теребил худыми пальцами дешевую серебряную цепь на шее. — Допрашивали сотрудников. Всех учителей Нанны.

Вспыхнула очередная сигарета. Снова забулькало пиво в бутылке. Бирк-Ларсен смотрел на Скербека, ожидая продолжения.

— Может, она знает больше, чем он мне сказал. — Скербек облизал пересохшие губы. — Полиция ни черта не делает. А иначе разве мы с тобой…

— Не говори об этом, — рявкнул Бирк-Ларсен. — Это все в прошлом.

— Так ты хочешь, чтобы я поговорил с женой Янника?

Бирк-Ларсен сидел на жестком стуле и смотрел в пустоту перед собой.

— Тайс…

— Поговори.

Выборы строятся на идеях. А еще на стиле, кумирах и торговых марках. Вот почему Троэльс Хартманн этим вечером натянул кроссовки и прямо в деловом костюме направился в спортивный зал. Риэ Скоугор, как всегда, шагала рядом.

Баскетбол был молодым видом спорта. Хартманн был молодым кандидатом в мэры. Прекрасное сочетание для удачных фотографий, а также возможность обменяться рукопожатиями с будущими избирателями.

— Фредериксхольмская гимназия — образцовая, — говорила Скоугор. — На учителей нет никакого компромата. Я проверила все, что у нас есть, до последнего листка. Теперь можно передать дела Лунд. Мы чисты.

Запах пота, звук мяча, отскакивающего от дерева.

— Сейчас мы сделаем несколько снимков. Потом пообщаемся с ролевыми моделями и участниками программы интеграции. И так у нас будут охвачены молодость, спорт и сообщество. Три цели одним ударом.

Хартманн снял пиджак, выправил рубашку из брюк, закатал рукава.

— Когда гражданские служащие уходят домой с работы?

— Сосредоточься на игре. Эти люди очень важны для нас.

Они вошли в зал. По полю быстро и шумно двигались игроки всех оттенков кожи.

— Мортен заметил, что два каких-то чиновника засиживались допоздна. Зачем им это?