Брикс пошел к машине.
— В последний раз фургон видели на Вестерброгаде, он двигался на восток, — говорила Лунд.
— Срочно приезжайте! — рявкнул дежурный.
Он взял микрофон.
— Это Брикс, — сказал он. — Я займусь этим сам.
Хартманн вернулся в ратушу и прошел к себе в кабинет. Разбитое окно было заклеено пленкой. На его столе стоял рождественский букет — остролист и пуансеттии, а сверху конверт с его именем.
Внутри была одна фотография. Он силился вспомнить, что на ней снято. Судя по всему, это было летом, на каком-то школьном мероприятии в парке. Он, улыбающийся, стоял в окружении старшеклассников. Рядом с ним была юная светловолосая девушка, она держала его под локоть и смеялась, как будто он только что пошутил.
Кровь в жилах Хартманна застыла.
Нанна Бирк-Ларсен.
В глубине кабинета послышался шорох. На диване сидел Мортен Вебер с пальто и шарфом в руках.
Он поднялся, подошел к столу, взглянул:
— Я уже собирался уходить, когда принесли это. Я думал, что нашел и уничтожил все копии. Оказывается, Бремер раздобыл где-то еще одну. Должно быть, он очень хорошо искал. Даже Эрику Салину не удалось раскопать ничего, как я понимаю.
Вебер сел напротив Хартманна.
— Это было в прошлом июле. Благотворительный забег во Фредериксхольмской гимназии, помнишь?
Хартманн не мог отвести глаз от снимка.
— Рука об руку. Глаза в глаза. Она не похожа на школьницу, ты согласен? — Вебер встал, зашел Хартманну со спины, забрал у него фотографию. — К счастью, этот кадр не попал в печать. Нанна завоевала третье место, ты вручал ей награду. Этот снимок уничтожил бы нас. И Бремер отдает нам его просто так. Видать, Бог все-таки есть. — Он отдал фотографию Хартманну, а сам вернулся на диван. — Мне сообщили, он только что перенес второй приступ. Это уже серьезно. Если Бремер не в состоянии удержать пост, он твой. Нужно подумать, как нам это обыграть…
Троэльс Хартманн смотрел на красивую девушку со светлыми волосами. Потом перевел взгляд на рождественский букет, подумал о старике, которому приходится бороться за каждый вдох.
— Что ты со мной сделал? Что?
Вебер удивленно вскинул голову, спросил:
— Ты действительно хочешь знать?
— Да.
— Учись смотреть на вещи глазами других людей, хотя бы иногда. Ты был в квартире. Мертвецки пьяный. Когда я нашел тебя в коттедже, ты был в жутком состоянии… — Он осуждающе покачал головой. — Ты пытался покончить с собой! Я помнил ту девушку и сразу подумал об этой фотографии, как только полиция назвала ее имя. Ты же знаешь, я храню все.
— И ты… решил?..
— А что мне было думать?
— Я не был с ней знаком, — вскричал Хартманн, отбрасывая снимок на стол и не желая больше видеть его. — И даже не помню этот день…
Вебер откинулся на спинку, прикрыл глаза со вздохом.
— Ты думал, что я способен на…
— Я двадцать лет трудился не покладая рук, чтобы сделать из тебя то, чем ты стал! — воскликнул Вебер. — И дождался наконец шанса достичь чего-то. Я не собирался пускать все коту под хвост.
Хартманну стало душно, комната поплыла перед глазами.
— Подумай сам, Троэльс! Я приехал в нашу квартиру в то воскресенье. Разбитый стол, все вверх дном. Я сразу понял: там что-то произошло. На следующий день стало известно про нее… — Его голос посуровел. — Конечно же, я сделал все, чтобы в квартиру никто не приходил. Видеозапись тоже я забрал. Думал, что передам ее в полицию как-нибудь после выборов. И в квартиру пущу. Но только когда эти факты уже не смогут нам помешать. Если только…
— Если?
— Брось, Троэльс. В принципе, я никак не помешал расследованию, я даже помогал ему…
— В принципе?
Вебер взял со стола графин с бренди, налил себе немного, встал над Хартманном. Как босс.
— Мне жаль, что так вышло с Риэ, — произнес он небрежно. — Но скажем честно: она тебе не подходила.
— Разве тебе решать, кто мне подходит?
Вебер прищурился на него:
— Неужели я не заслуживаю права голоса после каторжного труда, который я в тебя вложил? Вот та женщина из полиции, Лунд, тебе бы больше подошла. Скорее, она — твой тип. Я так и вижу вас… — он глотнул бренди, — в кровати. Ты думаешь о своей следующей речи, а Лунд со своими глазищами ищет, на что бы посмотреть.
— Ты отвратителен…
— Это ничего, Троэльс. Думай обо мне что хочешь. Что мне было делать, скажи? Выбросить двадцать лет моей жизни только потому, что кто-то убил девчонку из Вестербро?
Хартманн вскочил, выбил из рук Вебера бокал:
— Ты свихнулся, Мортен!
Вебер не стушевался, как обычно. Только усмехнулся и вызывающе посмотрел на Хартманна.
— Вовсе нет. Я просто делаю свою работу, — ответил он.
— В полиции обо всем узнают. Сейчас они уже на Сторе-Конгенсгаде.
— Нет. Я не звонил им.
Он достал из буфета новый бокал, налил себе снова и уселся в кресло Хартманна.
— Может, присядешь, Троэльс? Садись, нам надо многое обсудить.
Хартманн остался у окна.
— Ах, какие мы… — проворчал Вебер и, плеснув бренди в бокал Хартманна, пересел на свой стул. — Если тебе это так важно…
Он спокойно дождался, пока Хартманн опустится в кресло.
— Тебе сейчас не о чем беспокоиться. Все идет хорошо. Твоя завтрашняя речь… — Он взял со стола несколько листков. — Я тут кое-что подправлю. Нужно будет упомянуть Бремера, выразить сочувствие, восхищение и прочее.
— Завтра не будет никакой речи… Когда станет известно, что ты сделал…
Вебер засмеялся:
— Ну да, конечно.
— Если полиция не выяснит это, я сам расскажу.