Чиновник вдруг заметался по кабинету, стал распахивать дверцы шкафов, хватать документы.
Когда он направился к двери, на его пути встал Вебер:
— Расскажите все мне, и я что-нибудь придумаю.
— Нет, — сказал Олав Кристенсен. — Вы не сможете.
Лунд наблюдала за тем, как Майер, Свендсен и трое других полицейских проводили обыск дома Хартманна, методично двигаясь из одной комнаты в другую.
Позвонили из бухгалтерии мэрии насчет выплат Кристенсену.
— Вы должны знать, кто распорядился платить ему эти суммы, — убеждала она кого-то по телефону. — Проверьте личное дело Кристенсена. Проведите аудит. Это крайне важно. Кто, когда и как.
Когда она закончила разговор, то, увидела, что из кухни выглядывает Свендсен.
— Тот парень из Швеции… — сказал он с ехидной ухмылочкой, — ваш бывший… пытался вам дозвониться.
Она проигнорировала это известие.
— В ежедневнике есть кое-что интересное, — сказал подошедший Майер.
Это был тот самый ежедневник, который видела Лунд прошлым вечером, но так и не успела вникнуть в детали. Майер перелистал страницы.
— Он вел его с тех пор, как умерла жена. Но после той пятницы записи обрываются. Почему?
— А вы как думаете?
Майер лизнул палец и перелистнул еще несколько страниц.
— Я думаю, произошло что-то такое, чего он стыдится. Или он совершил поступок, о котором не хотел писать. Вот послушайте это. — Он зачитал отрывок: — «Я потерял голову. Нужно покончить с этим, или я не выдержу».
— Это пустая трата времени, — сказала она.
— Лунд! — снова окликнул ее Свендсен, подняв руку с телефоном.
— Нет, — вмешался Майер. — Она не будет говорить со своим бывшим.
— Вас просит перезвонить Мортен Вебер. Он застал Олава Кристенсена, когда тот говорил с кем-то по телефону про выплаты. А потом парень вообще сбежал из ратуши.
— Олава Кристенсена необходимо задержать. С этими выплатами нужно разобраться.
— Вот это и вправду будет трата времени, — буркнул Майер.
— Кристенсен знает, кто пользовался квартирой. Он выслуживался перед кем-то.
Майер заложил руки за голову и вздохнул:
— И откуда это вам известно?
— От Мортена Вебера. Отследите телефон Кристенсена.
Она набросила ремень сумки на плечо и направилась к выходу.
— Здесь нечего искать.
— Мы не закончили, Лунд!
На улице было холодно. Лунд кинула в рот пастилку «Никотинеля» и повела машину в центр.
Тайс Бирк-Ларсен сидел на кухне, постукивал ключами по столешнице и ждал звука ее шагов на лестнице.
Он не переоделся, так и остался в рабочей одежде. Ему было неуютно. Их общий дом менялся, и они менялись вместе с ним.
— Прости, я задержалась, — сказала Пернилле, открывая дверь. — Мне никто не звонил?
— Нет.
Она была возбуждена — Бирк-Ларсен заметил, что это особенное состояние появлялось у нее всегда, когда выдавалась возможность поговорить о Нанне. Только тогда она ненадолго возвращалась к жизни. Он начинал ненавидеть эти моменты.
— Я так рада, что съездила. Они выбрали не тот шрифт. Получилось бы плохо. — Она прислушалась. — А где мальчики?
— У твоих родителей.
— Почему?
Бирк-Ларсен смотрел на лица, вмерзшие в стол.
— Нам нужно поговорить об этом, Пернилле. Мы должны…
Она не слушала. С распахнутыми глазами она смотрела мимо него, в открытую дверь комнаты дочери. Она пошла туда. Голые стены, голые полки. Ни стола. Ни ковра. Ни одной фотографии. Исчезла одежда. Осталась только узкая кровать и на ней матрас. На подоконнике пусто, горшки с цветами тоже исчезли.
Он по-прежнему сидел за кухонным столом, спиной к ней.
— Где ее вещи? — проговорила она тусклым голосом.
— Антон писается в кровать третью ночь подряд. Эмиль говорит ужасные вещи. Если бы ты слышала их, ты бы поняла.
Она быстро прошла обратно на кухню, спросила опять:
— Где ее вещи?
— В фургоне. Позже я отвезу их в Вальбю на хранение. Мы все сохраним, но здесь они нам не нужны.
Неожиданно она попыталась схватить со стола ключи от грузовика Бирк-Ларсена. Он прикрыл связку рукой.
— Дай ключи.
— Нет. Мы больше не можем так жить. Мы завязли в этом. Я не позволю, чтобы так продолжалось.
На ее лице вдруг появилось выражение, которое он сначала не понял. И только потом смог подобрать слово: ненависть.
— Ты не позволишь?
Она бросилась к лестнице, бегом спустилась в гараж. Когда он догнал ее, она уже стояла у шкафчика с запасными ключами.
— Послушай же меня, Пернилле.
Она перебирала гроздья ключей на крючках.
— Послушай! Поход в лес отменили из-за твоего выступления по телевизору. Ты понимаешь, что происходит?
Она оттолкнула его, молча протиснулась мимо, вышла во двор к припаркованному фургону, попробовала открыть замок.
— Я переживаю не за себя, а за детей. Они не заслужили такого…
— Открой машину, живо!
Бирк-Ларсен запнулся:
— Не говори со мной таким тоном. Я ни в чем не виноват.
— Открой машину!
Он вытащил из кармана ключи, нажал на кнопку сигнализации. Она распахнула дверцы кузова.
Вот они, фотографии и мебель. То, что осталось от жизни Нанны, смотрело на нее сейчас из заскорузлого нутра грузового фургона.
— Я отвезу все на склад. Все будет в целости и сохранности. Ничего не потеряется.
Она встала на подножку и забралась внутрь. Бирк-Ларсен утер глаза ладонью:
— Пернилле.
Сначала она собрала фотографии. Потом свободной рукой подхватила торшер. Слезла на землю и посмотрела на него: