— У нас много общего, Маи. Образование, жилищная проблема, интеграция. И охрана окружающей среды. Вы не единственная, кого это волнует. У нас общего гораздо больше, чем различий.
— А ваша программа для иммигрантов? — В этом вопросе Йуль придерживалась правых взглядов. — Вы ведь ни за что не согласитесь свернуть ее.
— Верно, — кивнул он.
— Тут нас разделяет пропасть.
С ней согласился кто-то еще из присутствующих.
Он посмотрел на каждого из них, тщательно выбирая темы из сводки, подготовленной Мортеном Вебером.
— Лиф, помнится, в прошлый раз Бремер обещал вам снизить уровень оксида углерода. Этого не случилось. А что он сделал для пожилых людей? Ничего. Это ведь тоже один из ключевых пунктов вашей платформы. Биструп, создал ли он рабочие места, как обещал вам? Йенс, вы говорили о том, что в город нужно привлекать семьи с детьми, — разве что-нибудь здесь изменилось?
Все молчали.
— Если бы мы сейчас сидели в телестудии, я бы разнес вас в пух и прах. Вы просите, чтобы за вас голосовали, но никогда не выполняете своих обещаний избирателям. Потому что Бремер не выполняет обещанного вам. Но так не должно быть. Мы можем работать вместе. Мы можем найти компромиссные решения. У нас у всех есть такие пункты в программах, которыми можно пожертвовать. У меня тоже. — Он поднял свой предвыборный манифест, помахал им. — Это лист бумаги, а не Библия. Важно то, что по другим пунктам мы добьемся результата. С Бремером вы придете на финиш с пустыми руками, и вы это знаете.
Хартманн поднялся, раздал всем составленный Вебером документ.
— Я набросал проект сотрудничества наших пяти партий. Разумеется, это всего лишь черновик. Все можно обсудить. Вы наверняка захотите что-то изменить, я буду только приветствовать ваши предложения.
Он вернулся на свое место, пока остальные читали текст.
— Я понимаю, это серьезный шаг. Но только подумайте: объединившись, мы сможем предложить городу наш талант, нашу энергию и наши идеи, как сделать жизнь лучше. Если мы ничего не предпримем, он останется на своем месте и все будет как прежде: администрация, погрязшая в безделье, отсутствие воображения, никакой свежей крови…
— Я думаю, Бремер многое сделал на своем посту, — перебил его Йенс Хольк.
— Согласен! — воскликнул Хартманн. — Именно такой человек нужен был двенадцать лет назад. Сейчас…
— Это Копенгаген, а не рай. Пока в твоих предложениях я не увидел никаких доказательств того, что ты станешь таким же хорошим мэром. Скорее, наоборот.
— Я рад, что мы говорим откровенно. Но давай посмотрим, что думают по этому поводу избиратели.
— И к тому же, — добавил Хольк, — ты в плохих отношениях с парламентом. Одна из основных задач мэра — обсуждать бюджет города. Если парламент ненавидит тебя, он лишит город денег. Я действительно не вижу…
— С парламентом нужно говорить с позиции силы. Если бы мы заключили пятисторонний альянс… — Его рука взлетела над столом в широком жесте. — Тогда у нас стало бы гораздо больше власти, чем имеет Бремер. Как ты не понимаешь этого?
Йенс Хольк поднялся с места:
— Нет, не понимаю. Прости, Троэльс, но я в тебя не верю.
— Ты даже не взглянул на мои предложения?
— Взглянул. До свидания.
Маи Йуль тоже собралась уходить.
— Без Йенса нам это в любом случае не потянуть, — сказала она.
Остальные последовали за ней.
Когда кабинет опустел, Хартманн, сидя в голубоватом неоновом свечении «Палас-отеля», думал, не поторопился ли он. Примеров столь широкой коалиции история не знала. Возможно, он сошел с ума. Хотя, с другой стороны, сумасшествие в политике иногда играет свою роль. Когда старый порядок разваливается, некоторый хаос неизбежен. Вот тогда смельчаки и наносят свой удар.
И он здесь не единственный смельчак.
Мортен Вебер предупреждал, что Хольк сразу откажется от альянса и что другие последуют его примеру, а Вебер редко ошибался в своих оценках. Еще он сказал, что предложение Хартманна не останется неуслышанным, что его обдумают после встречи и что довольно скоро следует ждать звонков.
Хартманн налил себе бренди.
Ждать пришлось всего семь минут. Телефон зазвонил. Он взглянул на определившийся номер и рассмеялся.
Йенс Хольк ждал его во дворике ратуши, курил возле фонтана среди зарослей дикого винограда и плюща.
— Ты опять закурил, — заметил Хартманн, кивая на сигарету. — Напрасно.
— Да уж, дурная привычка.
Хольк был всего на пару лет младше Хартманна, примерно того же сложения и роста, начинал активистом студенческого движения; на первый взгляд он был еще довольно моложавым, но неудовлетворенность достигнутым уже сказывалась на его внешности. Темные волосы, модные очки в черной оправе, лицо строгого учителя — в последнее время он редко улыбался. И редко брился. В общем, выглядел неважно.
— Ясно ли я выразил свою позицию? — спросил Хольк.
— Весьма. Но тогда зачем ты позвонил?
— Подумал, не надо еще ли что-нибудь уточнить, — произнес он, глядя в сторону.
— Йенс, надо что-то делать. Город пущен на самотек. Администрация Бремера дезорганизована. Финансы в беспорядке. Он слышит только себя.
Хольк затянулся сигаретой, пуская дым над фонтаном.
— Он похож на умирающего короля, — добавил Хартманн. — Все знают, что он недолго пробудет в этом мире, но не хотят об этом говорить из вежливости или из страха, что старик их услышит.
— В таком случае не лучше ли дождаться похорон?
Хартманн оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. Во дворике никого, кроме них, не было.